Три года назад в этот день умер Кен Хенсли. Не…

Три года назад в этот день умер Кен Хенсли.

Не солнечным июльским утром, а холодным, зябким ноябрьским вечером.

Мне посчастливилось быть с ним близко знакомым.

Хочется нам или нет, но мы присутствуем при конце уникальной эпохи, именуемой «Рок», которая просуществовала в лучшем случае 20 лет. Но большинство тех, кто формировал эту эпоху, стали на многие десятилетия арбитрами качества, задали планку, которая так и останется непревзойденной хотя бы потому, что превосходить уже некому и незачем.

Зачем держать гитару как Пэйдж, Мэй, Янг или Блэкмор, когда можно держать, как Макаревич, и никто не заметит? Зачем играть на клавишных как Хенсли, Уэйкман, Лорд, когда можно недорого купить электронное пианино и оно все сыграет само? Зачем петь, как Меркьюри, Дио, Байрон, Тернер, Гиллан, Ковердэйл, когда можно спеть, как Киркоров или Галкин, а остальное подтянут на компьютере? Зачем вообще тратить годы, на последние покупать гитару, спать на лавке, петь по забегаловкам, сходиться-расходиться, отыграть те самые 10 тысяч часов и через 20 лет стать звездой, когда нужно все здесь и сейчас и ждать некогда?

Рок, несмотря на всю свою «тяжесть», на весь «харднхэви», оказался очень хрупким и многосложным явлением. Он никогда не был только музыкой, но был, прежде всего, стилем жизни и общественной позицией. Он был, по словам Маккартни, «голосом поколения», у него было моральное содержание и ценностный ряд, питавшийся чувством противостояния и чувством среды: «Есть они и есть мы и мы против них». Это противостояние и вызывало тот волнующий душу, сердце, тело контрапункт, в котором от напряжения сил и ожиданий рождались искры, воспламенявшие поколение.

Хенсли был из тех, кто отобрал музыку у элит и сделал ее всеобщим достоянием, оружием, которое он и такие же как он повернули против белых воротничков. Музыканты 1960-х гордились тем, что большинство из них не только никогда и нигде музыке не училось, но часто вообще не училось никогда и нигде (легендарного ударника Кози Пауэлла вышибали отовсюду, где он пытался начать учиться, а Мик Джаггер взял на содержание школу, в пытаясь, видимо, хоть как-то скрасить впечатление от того кошмара, который он из себя представлял, когда в школе пребывал). Если Гребенщиков назвал свое поколение в СССР «поколением дворников и сторожей», то западное поколение было поколением электромонтеров и разнорабочих.

Век рокеров оказался недолог. Во второй половине семидесятых команда Uriah Heep, у истоков которой стоял Хенсли и который написал лучшие хиты группы, сменила вокалиста, стиль, стала собственной копией (сравните альбомы Wonderworld и High and Mighty и поймете) и Хенсли ушел. Начал сольную карьеру.

Однако времена изменились. Те группы, музыканты, которые собирали в эпоху телевидения сотни миллионов зрителей и слушателей, с помощью интернета не могли собрать и половины своей прежней аудитории. Некогда буйные поклонники, выламывавшие двери и рвавшие в клочья одежду на ранних концертах, сегодня играют в петанг в парижских скверах и заходят в музыкальные магазины обсудить с продавцами достоинства винила перед цифрой.

Однако как бы там ни было, Хенсли делал то, для чего был рожден. Писал песни и музыку. Конечно, то, что он создавал в последние годы не совсем совпадало с тем, что он делал много лет назад. Но люди сегодня слушают Хенсли именно потому, что это он почти 50 лет назад написал «July morning» и «Lady in black» и отголоски этих песен слышны и сегодня в его последнем альбоме.

Он был мостом между двумя поколениями, между родителями и детьми, гением, проверяющим качество вкуса. Когда я привёз его на Селигер, один из участников будущего концерта позвонил домой, рассказал, что приезжает какой-то Хенсли и его отец сказал: «если ты не пойдешь на него, то можешь не возвращаться домой»…

Те, кто его слышали, больше не смогут сказать, что никогда не слушали хорошую музыку. Это одна из последних его песен. https://youtu.be/eEaicvN8I9g