Big deal: накануне В недавнем интервью главный…

В недавнем интервью главный российский эксперт по институтам и по совместительству декан экономфака МГУ Александр Аузан описал суть новой редакции общественного договора.

Используемая со времён Джона Локка метафора обозначает «обмен ожиданиями по поводу прав собственности, свободы и так далее между населением и властью». Предыдущие версии постсоветского социального контракта предполагали обмен политических прав на потребительское благополучие в том или ином виде. И так было вплоть до 2014 года, когда предметом общественного договора стал обмен материального достатка на ощущение сверхдержавы.

Это если в самых общих чертах. Если же более детально, то очень интересный обзор хронологии социального контракта сделали коллеги из Наивной политологии в серии текстов «Пять общественных договоров постсоветской России».

Интересно, что обновлённый пакт между властью и обществом характеризуется не столько падением доходов, сколько их перераспределением. Как отмечает экономист Наталья Зубаревич, появляется «новая экономическая география периода СВО». С одной стороны, бюджетные средства вкладываются в расширение оборонно-промышленного комплекса, т.е. в глянцевых мегаполисах идёт небольшой спад, а в промышленных регионах, наоборот, создаются рабочие места и оживают предприятия. С другой стороны, идёт поток выплат военнослужащим, компенсаций раненым и родным погибших. Парадоксальным образом новая действительность реализует перераспределительную справедливость, напитывая те регионы и категории населения, которые предыдущие 30 лет были изрядно обделены бюджетным вниманием. Это можно назвать одной из сторон обновлённого социального контракта.

Кстати, о терминологии. Глеб Павловский, например, резко выступал против концепции общественного договора, тонко подмечая, что речь идёт не о социальном контракте, кальке западных политических систем, а о сделке. Отличие между договором и сделкой — это не оттенки терминологического фетишизма, а сущностные различия моделей политикума. Договор предполагает соглашение сторон, порождающее определённые последствия. Для заключения договора необходима оферта – конкретное предложение одной стороны и акцепт – полное и безоговорочное принятие оферты. Примечательно, что в рамках контрактной логики молчание, являющееся основным агрегатным состоянием российского социума, не является акцептом.

В отличие от договора, сделка — это реальное действие, порождающее последствия. И для описания шага в новую политическую реальность эта метафора подходит куда как больше, поскольку никакого кокетства с офертами-акцептами не предполагалось.

В результате этой большой сделки населению предлагается возможность «поучаствовать в Истории» (обрести субъектность, ощутить величие Игрока, если угодно – «вернуть чувство собственного исторического достоинства»). Любопытно, что в обмен на это не нужно отказываться от каких-либо прав. Необходимым условием является признание новых обязанностей. Вместо деполитизации недавнего прошлого, актуальной становится политическая мобилизация –вертикальная политическая мобилизация.

Продолжая метафору Глеба Олеговича, как и водится с наиболее важными сделками, новая сделка власти и общества подлежит регистрации. Актом такой регистрации выступит утверждение результатов президентских выборов. После этого ещё пока несколько подвижные контуры политической реальности застынут до следующей сделки.