«Доброволец» 1.1 На тряску уже никто не обращал…

На тряску уже никто не обращал внимания, оттого что в любой момент по нам могли отработать из чего-то крупнокалиберного. Один этот факт приводил в чувство даже самого закостенелого циника в нашем маленьком коллективе. О месте выполнения задачи сейчас знал только командир. Как раз он и был за рулем нашего старого фургона.

— Ну что, внимание! — команда поступила от Жени и была произнесена непривычно спокойным голосом, как будто он сообщил нам не о том, что наши жопы должны быть готовы в адовому свинорезу, а как семечек попросил отсыпать — буднично, повседневно. Я дослал патрон в патронник.

— Главное — проскочить эти два километра без зеленки, а там видно будет, — командир поднял ночник к глазам и погасил фары. — Теперь едем в полной темноте.

— Вал, — обратился он уже персонально ко мне, — давай в оба смотри.

Кататься по передовой ночью в консервной банке без стекол мне никогда не приходилось. Ни во время службы в армии, ни тем более на гражданке. В армии задача полностью определялась целесообразностью. Не скрою, негласный девиз «чем хуже, тем лучше» в тех подразделениях, где мне приходилось служить, был в чести. Однако чаще всего он выливался в форме некоторого дебилизма с элементами самоотречения от головного мозга, а здесь… Нет, сюда я поехал хоть и по официальной путевке, но добровольно.

И то, что я здесь увидел, вполне соответствовало моим ожиданиям, и эта ночная задача не была исключением.

Я вытащил ствол в окно, попутно отмахнув последние торчащие из резинового уплотнителя осколки стекла, и в голову полезли разные мысли. Назвать это странностью — наверное, нет. У меня так всегда (я называю это самоотречением): оставляешь все гражданские мысли на подкорке, а впереди только задача. Сразу наступает спокойствие.

Еще только вчера я был убежден, что на этой войне мне не придется вот так, без доразведки, ломать хер через колено, чем мы весело сейчас и занимались. Арта нас не прикрывала, до выпуска в серийное производство первого китайского коптера с теплаком еще оставалось лет семь. Связи в этих местах тоже не было. В общем, кайф, старый русский кайф, называется «Где наша не пропадала — везде пропадала».

Не совсем понимая, для чего я это все делаю, я стал всматриваться в быстро убегающие влево черные силуэты деревьев.

— Лица свои немножко завалите на пару минут, пожалуйста, — послышался голос Саныча, — через 500 метров подъезжаем к точке, узнаю место. Командир, почему сразу не сказал, что Нижняя Крынка?

Ответа не последовало. Вместо ответа Женя резким движением свернул вправо и резко сбавил скорость.

— В ПНВ — отчетливо силуэты. Кто — выяснять нет времени. Может, забулдыги встречают зорьку, а мож, по наши души, — Женя в одно движение перевел ручник вверх и вскинул на плечо второй ствол. — Точку менять не будем. Вал, наблюдай. Саныч — со мной, надо занять вот эту возвышенность.

Уверенность в том, что в случае засады от фургона останется только шасси, как видно, у командира была стопроцентная, приобретенная с опытом. Однако эта же уверенность еще больше придавала бессмысленности всем нашим танцам с бубнами в области «наблюдай» и «смотри в оба», ведь перед носом была Нижняя Крынка, до переднего края противника меньше 200 метров через реку!

Да еще какие-то гребаные то ли местные, то ли хер знает кто тусили невдалеке с этой стороны. Интересно, но именно здесь я узнал оригинальный способ решения таких внезапно появившихся проблем, который работал только здесь, где и свой и чужой русскоязычные. По негласному правилу, если в этих местах ночью встречались и выкупали друг друга две группы вооруженных ковбоев без знаков различия, спрашивать «Ви хто, хлопци?» было не принято. Избегая встречного боя, группы расходились, шепотом посылая друг друга в длительное сексуальное путешествие.