Телеэфир В.Соловьёва, в котором он жёстко спорил на…

Телеэфир В.Соловьёва, в котором он жёстко спорил на повышенных тонах с Я.Кедми о том, имеет ли ЦАХАЛ право убивать палестинских детей и женщин за то, что они оказались с ХАМАС на одной стороне конфликта с Израилем, показал коренные отличия моральных базовых систем израильского и российского общества. Речь не о ксенофобии, а о том, почему у некоторых народов допустимо глумиться над пленными и гражданским населением противника, а у некоторых – нет. Это очень серьёзный вопрос.

«Нас всех учили подлости, но почему ты оказался лучшим учеником?» – спрашивал один герой другого в пьесе, написанной одним советским евреем и экранизированной другим. Подлость нельзя оправдать тем, что в тот момент все так делали, что пропаганда лгала, а власть давила. У каждого есть возможность хотя бы не стрелять, если уж поставили в расстрельную команду и нет возможности отказаться. У Высоцкого, ещё одного советского полуеврея, есть такая песня: «Тот, который не стрелял». Всех учили подлости, но кто-то смог не оказаться лучшим учеником.

Любая война расчеловечивает людей и легко приучает к снятию табу на убийства. Но есть такие правительства, которые сдерживают в своём народе зверя. И есть такие, которые его культивируют. «Я освобождаю вас от химеры совести» – эти слова Гитлера сейчас полностью ложатся на то, что делают США, Британия, Украина, Германия, Франция, Израиль, российские либералы независимо от этнической принадлежности.

Суворов пролил моря крови врагов России. Его ненавидят и боятся в Европе и в Азии (до сих пор) те, кто испытал на себе его науку побеждать. Но Суворов требовал немедленно перестать видеть врага в раненом или пленном, и увидеть в нём страдающего человека. То, что всегда делали русские солдаты, от войн древности до СВО. Глумления над мёртвыми, пленными и гражданскими в русских армиях пресекались жестоко и крались, как и мародёрство, расстрелом перед строем, независимо от былых заслуг. Да и российское общество относилось к этому с отвращением.

Понятно, что на войне выживает тот, кто не мучается рефлексией и стреляет первым. Но оскотинивание солдата и его родственников в тылу – процесс опасный. С этой помощью нельзя решать проблемы накачки боевого духа. Не только с позиций морали, но и рациональности: армия, превратившаяся в карателей, насильников и грабителей, разлагается очень быстро и становится небоеспособной. Ненависть к врагу должна формироваться хирургически точно и никогда не переходить в государственную санкцию на убийство всех, с плясками на костях погибших и глумление над их мёртвыми.

Разница в поведении на войне русских и других народов, с которыми они сталкивались на поле боя, объясняется глубинными архетипами, формировавшимися из разных ценностных систем. Только русские не освобождают себя от химеры совести на войне. И цивилизованные европейцы, и ближне- и дальневосточные народы, как выяснилось, не имеют в себе иммунитета против этого. И при этом русских высокомерно считают варварами, а всех прочих – древними цивилизациями.

Соловьёв и Кедми – два русскоязычных еврея, оба они относятся к России комплиментарно, но в отношении палестинских арабов они оказались непримиримыми врагами. Именно из-за расхождений в вопросе коллективной ответственности. Влияние оказали две разных культурных традиции. Ветхозаветная и новозаветная.

И неважно, что Соловьёв атеист, а Кедми иудаист. Русская культура формирует любого, кто говорит и думает по-русски, в парадигме православной этики. Вне её пропадает всякая русскость, даже если остаётся русскоговорение. Это ещё Достоевский подметил: «русский – значит православный». То есть выросший в смысловом пространстве формулы «Бог есть любовь». Отказ от неё превращает в иностранца. Православная парадигма побеждает смерть, инославная подчиняется ей. Отсюда и разница в поведении на войне.

Спор Соловьёва и Кедми был именно об этом. О Совести. Вере. Любви. Справедливости. И Вечности. Есть с нами Бог, или мы его убили. В том числе, в себе, и все дозволено.