Почти неделю провел в Курской области и первые…

Почти неделю провел в Курской области и первые ассоциации – как же это похоже на Донецк эпохи начала СВО. До начала ежедневных массовых обстрелов с большим количеством жертв, до всех лепестков в городских кварталах и химарсов по донбасс-паласам. Тот недолгий и, как сейчас кажется, беззаветный период весны-лета 22-го. Всё это безумное сочетание абсолютно мирного города, не теряющего ритм своей жизни, с максимальной близостью войны и лёгкостью восприятия населением всей серьёзности и опасности происходящего.

Вернее тут-то и кроется самое главное отличие. Там эта простота и лёгкость восприятия была продиктована годами близости врага, окопавшегося в Авдеевке еще в 2014-м. За 8 лет можно и привыкнуть. А в Курске, особенно в эту первую неделю, несмотря на регулярную сирену воздушной опасности, людям ещё практически не к чему привыкать. Психика ещё не осознала что произошло, в ней ещё всё на стадии отрицания. Да нет же, какие хохлы в Большесолдатском районе, сча они уйдут назад. Нет, сами они уже никуда не уйдут.

Курчатов – это всё-таки город атомщиков, там много пенсионеров, по-хорошему "сытый" город. Там чуть больше чувствуется близость войны, но он абсолютно так же, как и Курск, мирный город. До потенциальной, так пока и не очерченной лбс тут ещё относительно далеко, и потому людям тут не так-то и страшно. Да, было в первые дни, когда враг прорывался сюда, но ему быстро дали по щам, потому часть тех, кто уехал, успела уже вернуться.

Чуть другая атмосфера в Льгове и Рыльске. Они всё-таки совсем маленькие, такие, лесковские городки. Админ местного городского паблика дружит с мэром, и мэр просит его, чтобы тот не удалял критику в его адрес, так как народу нужно давать выговориться. Но вот война с фейками тут жесточайшая – потому что всё нужно говорить в лицо, по-другому тут не понимают. Изначально из Льгова выехало чуть ли не 90% населения, но сейчас уже часть вернулась. В Рыльск вернулось поменьше, но тоже вернулось. И моё глубинное убеждение, что зря. Нет, всё слишком зыбко, слишком опасно, всё ещё только начинается. Люди, пожалуйста, уезжайте назад в Курск, очень вас прошу.

Всё это скрепляется каким-то колоссальным числом крепчайших характеров, по-толстовски крепких личностей. Девушка-волонтер, которая возит без устали все дни подряд на своей "девятке" трёхсотых. Ребята-волонтеры, часть из которых погибла, отправляющиеся в самые опасные уголки прорыва, чтобы вывезти несчастных стариков. Суджанин, сбегающий из плена от поляков со связанными руками вскоре после того, как те хотели его расстрелять за георгиевскую ленточку, ухватив за спиной папку с документами детей, лишь с третьей попытки сумевший выйти к своим, напираясь то на бой, то на минные поля, и в конце концов просто угнав мираторговскую "ниву". История дико эпичная, её отдельно расскажу чуть попозже.

Один из командиров местных добровольцев, отнюдь не молодой уже человек, который не спал толком все эти восемь дней, но всё равно выезжает в ночь координировать эвакуацию. В первые дни – сам ездил в Суджу, сам всех вывозил, сам пытался уговорить уехать тех, кто отказывался до конца. Дальше – по всем другим опасным участкам, и всё это через череду бесконечных личных трагедий, которые не возможно не пропускать сквозь себя. Сил вам, тёзка.

Матушка Ксения, крайне скромная женщина, никогда в жизни бы не обратившаяся к журналистам. Которую я каким-то движением сердца увидел на пороге храма и понял, что с ней надо поговорить и рассказать о ней. Батюшка, если вы это читаете – не ругайтесь, это чистая случайность, что мы сделали о вас репортаж. Вы – великие люди, спасибо вам за всё.

Особняком стоят истории героев-пограничников, мобилизованных и контрактников, срочников, встретивших врага первыми. Офицеры, отпустившие последних через связь с нашими выходить через леса, и после жестокого боя вызвавшие огонь на себя, – память о вас сохранится вовеки. Но эти истории тоже позднее.